"Студент не будет учить предмет, который самому преподавателю противен"

18 Марта 2014

Екатерина Бакшутова к.псх.н. и декан факультета психологии ПГСГА о работе в средней школе, российской интеллигенции и экзистенциальном выборе.

Е.В. Бакшутова, автор более 80 публикаций, в их числе монографии «Историко-психологический подход к изучению большой социальной группы», «Интеллигентский дискурс», уникального Хронологически-тематического указателя журнала «Русская мысль», лауреат Губернской в области науки и техники в 2013 г. за цикл трудов «Психология российской интеллигенции в эпохи социальных перемен», рассказала о своей работе. 

- Екатерина Валерьевна, расскажите о своих последних достижениях?

Поскольку преподаватели исчисляют время своей жизни не календарными, а учебными годами, то и мои достижения последнего времени связаны, прежде всего, с 2013-2014 учебным годом. В сентябре 2013 года я неожиданно получила предложение работы педагога-психолога в средней школе. И неожиданно согласилась. То, что раньше представлялось, понималось на уровне «вообще» получило подтверждение в обыденной практике школьного психолога. Речь идет о противоречии между потребностями человека и общества в психологическом просвещении, сопровождении, поддержке и плохо организованном процессе оказания и получения этих услуг. 

Академический психолог все же имеет дело с идеализированными представлениями о человеке и обществе, а в действительности же люди живут очень сложно. Сегодня такая привычная диагностическая методика как «Рисунок семьи», например, может использоваться с большой оговоркой. Ребенок рисует свою семью: мама, папа, сестра, кот, сам ребенок. Затем он начинает рассказывать о своей семье, и оказывается, что у него – свой папа, у сестры – другой, а мама снова замужем и ждет нового братика или сестричку. Родители очень рады общаться с психологом, но так, чтобы психолог сам решил все проблемы семьи. Об этом можно очень долго рассказывать, но в любом случае, работа в школе позволила мне увидеть и прочувствовать новый смысл профессии психолога.

Среди других достижений – окончание докторантуры и соответственно работы над диссертацией; назначение на должность и.о.декана факультета психологии и получение Губернской премии в области науки и техники. Все три совпали по времени, но наиболее важно, конечно то, что связано с научной работой.

- В этом году губернатор вручил вам диплом лауреата Губернской премии в области науки и техники за цикл трудов "Психология российской интеллигенции в эпохи социальных перемен», расскажите об этой работе? Как долго вы работали над этим исследованием? Какие сложности возникали в ходе работы?

Цикл трудов «Психология российской интеллигенции в эпохи социальных перемен» связан с основным моим научным интересом последних лет. Я уже много раз говорила, что когда начинала в 2000 году работу над кандидатской диссертацией по ментальности российской интеллигенции к.19-н.20 веков, была уверена, что интеллигенции уже нет. Но мой научный руководитель В.А. Шкуратов успокаивал меня: «Пишите, Катя, интеллигенция есть». 

Постепенно материал, с которым я работала в своем историко-психологическом исследовании – тексты журнала «Русская мысль» - начал откликаться в актуальной реальности – слова, идеологические конструкты, связи между словами и действиями, стереотипы. И уже защитив диссертацию, я решила выяснить, что думают мои современники об интеллигенции. Так была начата серия исследований социальных представлений о русской интеллигенции. Коллеги помогли провести такие же исследования в Санкт-Петербурге и Омске в 2009-10 гг. И конечно, в это время я читала довольно много исторических и психологических материалов, посвященных интеллигенции. И стала понимать, что и в научном дискурсе, и в публицистике, и в обыденном сознании интеллигенция наделяется абсолютно противоположными характеристиками, но в обоих случаях она демонизируется – представляется либо как глобальный источник российских бед (особенно в периоды социальных трансформаций) либо как самое доброе и значительное явление культуры в нашей стране. 

Появилась и гипотеза, связанная с тем, что интеллигенция отличается от других социальных групп во-первых, антиномиями - постоянным конфликтом установок, ценностей, ориентаций, самоописания, самоотношения; во-вторых тем, что в отличие других больших социальных групп она не имеет объединяющих материальных ресурсов, только идеальные – идеологию, духовную культуру, культурный код, национальная идентичность. По этой причине можно утверждать, что деятельностью, объединяющей интеллигенцию в группу, является дискурс – речевая деятельность, в процессе которой и конструируется нами названное. Дискурс – это не только очевидные высказывания (реплики, тексты, лозунги), но определенный контекст, который может быть очевиден, а может быть и скрыт, завуалирован словами.

А затем неожиданно на сайте «Профессионалы.ру» я обнаружила сообщество «Интеллигенты 2.5». Эта группа была создана американцем российского происхождения, и его целью был некий эксперимент – попробовать организовать в Интернете группу, коммуникация в которой задавалась бы правилами интеллигентного общения. Все мы знаем, что анонимность пользователей Сети некоторых очень меняет, люди перестают соблюдать в виртуальном общении те правила, которых неизменно придерживаются «в реале». 

В группе я сначала стала активным «писателем», затем путем демократических выборов мне передали статус «создателя». Однако здесь я продержалась недолго. Помимо тем, которые были связаны с собственно виртуальным миром, вопросами экономики, политики и культуры, группа с таким названием не могла уйти от темы интеллигенции. И здесь-то очень выпукло обозначились те предположения, которые уже были: обсуждать, что такое интеллигенция и настаивать на своем собственном мнении гораздо важнее, чем согласиться с другим мнением; что весьма остро стоит проблема идентификации интеллигенции, поскольку в качестве образца идентичности разные интеллигенты выбирают доступный и привлекательный период истории и тех интеллигентов, которые в их представлении наиболее идеальны. На самом деле о каждом из таких людей мы знаем, как правило только то, что хорошо известно, опубликовано в прессе, а также с течением времени приукрашено и трансформировано в миф. Соответственно в современности образцов интеллигентных людей не находится. Кроме того, интеллигенты почти во все периоды своей истории занимаются отделением настоящих интеллигентов от ненастоящих (образованный класс и кружковая интеллигенция, интеллигенция и образованщина, интеллигенты и интеллектуалы).

То, что в 2009-2010 гг. выглядело как гипотеза, нашло яркое подтверждение в Интернет-коммуникации, особенно на ФБ. Многие из тех, на чьи новости я подписалась – «герои» моей диссертации, я их цитирую – и ученых, и журналистов, деятелей культуры. И здесь опять очевидно это качество групповой психологии – обязательно друг друга опровергать. Вот, собственно говоря, почему так важно заниматься проблемой интеллигенции, особенно ее социальной психологией. Духовная культура страны в любом случае определяется ее интеллектным классом. Но если интеллигенция постоянно занята либо поиском определения понятия «интеллигенция», либо постоянными спорами, и совершенно не настроена на консолидацию, то общественное сознание тоже будет находиться в таком состоянии, к тому же, от интеллигенции будут отворачиваться другие социальные слои.

Основные сложности связаны с коммуникацией «вокруг» интеллигенции – и в социальных сетях, и в дискуссиях «на кухне», и особенно в научной среде. Поскольку все, а тем более научные работники считают себя специалистами по проблеме интеллигенции. И тут же начинают спорить и ругаться. Стереотипы очень сильны и живучи, поэтому для людей, которые обсуждают эту проблему, крайне сложно принять то, что и те, кто хорошо говорят об интеллигенции, и те, кто ее ругает – все представляют большую группу интеллигенции с ее «расколотой» групповой психологией. 

Думаю, что мне удалось в своих исследованиях преодолеть эту постоянную демоническую дихотомию в отношении интеллигенции, уйдя от попытки выявить подлинные черты подлинного интеллигента. Думаю, что такой путь пока не имеет конструктивного потенциала. Ведь как только мы начинаем говорить о каких-то людях, как об интеллигентах (подразумевается – лучших людях), то сразу же все остальные делаются людьми худшими. А вот анализ, связанный с социальными функциями интеллигенции, имеет не просто интерес описания и констатации фактов или психологических явлений, но и обладает прогностическим потенциалом для всей социальной практики.

- В мае запланирован ваш вебинар «Адам и Ева: экзистенциальный выбор» в рамках проекта Вебинары ПГСГА. Расскажите, о чем он будет?

Интерес к этой теме восходит еще к студенческим. Я училась на историческом факультете СамГУ. Плохо представляя, кто такие евреи, и совсем ничего не зная об антисемитизме, я неожиданно заинтересовалась этой проблемой. Моя дипломная работа была посвящена еврейским погромам 1881-1882 гг. Постепенно я стала «обрастать» литературой по еврейской истории, культуре и религии (в начале 90-х годов ее было еще не очень много), потом эти знания пригодились, когда я работала на отделении «Театр. МХК» в нашем вузе и вела курс истории и теории религии. А теперь оказалось, что многие из библейских образов и проблем тесно переплетаются с предметной областью психологии. 

Я не владею ивритом, но религиоведческая литература дает возможность понять, что религиозный текст не берется с потолка. Даже если мы закоренелые атеисты, такой текст показывает, как люди в далекие исторические эпохи представляли себе устройство мира, место человека в этом мире, смысл его жизни. Каждая буква имеет свое значение, которое мы зачастую от перевода к переводу утрачиваем. Проблемы, которые рассматривает экзистенциальная психология: выбор, свобода, ответственность – они очень хорошо представлены в самом важном библейском сюжете – истории грехопадения Адама.

- Как вы выстраиваете свою педагогическую деятельность? Есть ли какие-то особые приемы по работе со студентами?

Несмотря на то, что в 2013 году исполнилось 20 лет, как я работаю в нашем вузе, боюсь, что не могу сказать, что у меня сложились какие-то особые педагогические приемы. По-моему, самое главное – это любовь к предмету, заинтересованность, честность и постоянное развитие. Студент не будет учить предмет, который самому преподавателю противен. Хотя бывают и скучные или сложные темы, не спорю J. Также, на мой взгляд, очень важна эмпатия и обратная связь. На любом занятии я стараюсь замечать – кто как смотрит и слушает, слушает ли вообще. Интересно ли, понятно ли и т.д. Единственное, чего не люблю – давать какой-то материал под диктовку. 

Ольга Мунтян, ПГСГА